Источник: НГ-Exlibris 1997-11-20
Война знания с мыслью
Американские ученые объявили бой французским uнmеллектуалам
Михаил Маяцкий
Мистификация
Alan Sokal, Jean Bricmont. Impostures intellectuelles. - Paris: Odile Jacob, 1997.
А НАЧАЛАСЬ история с розыгрыша. Один нью-йоркский профессор физики очень досадовал на интеллектуальное французское поветрие, поразившее соседей-гуманитариев (Social and Cultural Studies), - постмодернизм. Французы считают, что он как таковой не существует и что каждый из “постмодернистов” крепко себе на уме, но из Америки Лакан и Вирильо, Делез и Кристева, Деррида и Серр, Иригарай и Лиотар представляются сплоченной командой. Постмодернизм свирепствует в Америке уже не первое десятилетие, набедокурил уже во всех областях гуманитаристики и стал подбираться к науке. Вдохновляемая им зловредная социология науки не только ничего полезного не открывает, но и норовит объявить науку “социальным конструктом”, а то и поставить ее в один ряд с другими “конструктами”: религией, магией, искусством и т. д. Особо грустно от того, что почему-то в рядах жертв постмодернизма преобладают так называемые левые. Профессор тоже считал себя левым и даже феминистом и мечтал очистить движение от заморской эпидемии.
Профессор был к тому же большой балагур и любил на досуге почитать что-нибудь смешное. Источники досады и веселья в данном случае счастливо совпадали, ибо что может быть смешнее для физика, чем невпопад нашпигованные научной терминологией книжки тех же новомодных social scientists? Вволю нахохотавшись наедине с собой, физик решил пошутить над ними принародно. Выбрал журнал из тех, что пристальней других следит за модой (жертвой пал выходящий в Дюке “Social Text”), и отправил в редакцию статью под характерным названием “Переступая грани: к трансформативной герменевтике квантовой гравитации”. В ней он подверг, как это и водится среди постмодернистов, сокрушительной деконструкции принципы классической рациональности с ее наивной верой в существование внешнего мира и истину. Стандартный набор постмодернистских оборотов перемежался в статье стандартными же ссылками на достижения науки (Гедель, теория относительности, принцип неопределенности), а также выкладками из области квантовой теории, которые все дружно подтверждали правоту постмодернизма и торжество релятивизма. Обильно цитировались и упоминались “священные коровы”: Батай, Делез и Гваттари, Деррида, Иригарай, Лакан. Не был обойден вниманием и главный редактор журнала. Статья была набита постмодерновым жаргоном, нелепостями, алогизмами и ссылками на теории точных наук в свойственном постмодернизму стиле полузнания и необоснованных экстраполяций. Каждого нормального физика должен был уже на втором абзаце разобрать гомерический смех.
Журнал клюет! Статью нашли немножко странной, но довольно забавной, хотя и перегруженной общими постмодернистскими местами и по-ученически чрезмерно снабженной ссылками и сносками (109 на 30 страниц). Однако решили, что автор как дебютант в этой сфере просто перезаручился научным аппаратом, принятым в его дисциплине. Показать же статью какому-нибудь физику и в голову не пришло: уместно ли гуманитарному журналу перепроверять профессора физики Нью-Йоркского университета? К тому же статья как нельзя хорошо вписалась в контекст дебатов с “точными науками”, ставившими на вид гуманитариям их полное невежество в науке. Видите, а у нас физик находит бездны физического смысла у Делеза и Бодрийяра! Опус печатают весной прошлого года в специальном номере журнала, озаглавленном “Научные войны”. Практически параллельно с этим автор в другом журнале, “Lingua Franca”, раскрывает свой замысел и объясняет цели розыгрыша.
…НА ЕГО ТЕРРИТОРИИ
Буря из научных журналов и с первых полос крупнейших американских газет перебрасывается через год с небольшим в Европу, когда 2 октября этого года во французском издательстве “Одиль Жакоб” выходит книга Алена Сокала (так зовут нашего героя) и его бельгийского коллеги Жана Брикмона “Интеллектуальное самозванство”.
Авторы поставили задачу разобрать постмодерн со стороны, мало известной публике. Не все знают, что постмодернисты любят блеснуть упоминанием научной теории, имея о ней самое смутное представление; что они систематически злоупотребляют понятиями физико-математических наук (так, Кристева может заявить, что поэтическая логика связана с мощностью континуума, а Бодрийяр - что современные войны происходят в неэвклидовом пространстве); что они обрушивают на головы читателей поверхностную эрудицию, которая есть не что иное, как нагромождение ученых слов в неподходящем контексте; что они манипулируют бессмысленными фразами и беззастенчиво играют словами, нисколько не заботясь об их значении. Авторы решили показать, что король голый и что тезис “трудный, потому что глубокий” применим далеко не к каждому постмодернистскому тексту. Может статься, что авторы не поняли всю глубину постмыслей, будучи ограничены нормами своей дисциплины, но ведь смогли они разобраться - посредством популярной литературы - в современной теории в биологии, да и в серьезных гуманитарных и философских книгах. Что же до Лакана или Делеза, в их бессмыслице авторам ничего понять не удалось, а понятое оказалось банальным и расплывчатым. Быть может, авторы не разобрались в метафорическом и аналогическом использовании языка? Возможно, но ведь метафоры должны служить прояснению идей. А что добавляет к пониманию невротика лакановское сравнение его структуры с формой кольца? Глава за главой авторы разбирают передержки и злоупотребления Жака Лакана, Юлии Кристевой, Люс Иригарай, Бруно Латура, Жана Бодрийяра, Поля Вирильо, Жиля Делеза и Феликса Гваттари. Коротко рассматриваются Бергсон, Янкелевич, Мерло-Понти, Серр, Лиотар, упоминаются Фуко, Деррида, Дебрэ.
ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ
Поскольку многие постмодернисты заигрывают с релятивизмом в познании или релятивизм вдохновляют, то авторы сочли нужным прерваться на большое, в четверть книги, эпистемологическое “Интермеццо” под названием “Познавательный релятивизм в философии наук” и разобрать взгляды на науку Поппера, Куайна, Куна, Фейерабенда, серьезных эпистемологов, не запятнавших себя связями с постмодернизмом (по причине, например, недожития), но которых постмодернисты стремятся толковать в своем духе. Оказывается, и для попперовской фальсифицируемости научных теорий, и для тезиса Куайна-Дюгема о зависимости наблюдения от теории, и для принципа несоизмеримости научных парадигм Куна, и даже для эпистемологического анархизма Фейерабенда, словом, для всех этих на первый взгляд релятивистских доктрин возможны две интерпретации - корректная и радикальная. Так вот постмодернисты, как сговорились, опираются только на радикальные интерпретации и умалчивают о корректных.
Повторяется история с релятивистской теорией, которую все кому не лень, заканчивая социологом науки Бруно Латуром, истолковывали более чем метафорически - как аргумент якобы в пользу релятивизма. Социологи и антропологи науки (для авторов мишень особо ненавистная) тоже “занимаются наукой”, но совсем в особом смысле. Они занимаются учеными так, как если бы это было некое племя, проводящее досуг за странной деятельностью под названием “поиск истины”, так же как соседние племена заклинают духов или задушевно беседуют с тотемным предком. В результате наука лишается привилегированного отношения к истине, которое было ей, казалось бы, гарантировано колоссальными достижениями и технологическими успехами.
Такое свержение науки с ее трона стало возможно лишь в результате ее постмодернизации, предпринятой французскими интеллектуалами. Они тенденциозно вычитали в важных научных открытиях и теориях XX века (теорема Геделя, квантовая и релятивистская теории, фрактальная геометрия, теория хаоса и др.) известие об отмене всех постулатов классической науки и окончательное доказательство релятивизма. На эти происки наши физики заявляют, что вопреки мнению какого-нибудь Лиотара ни фрактальная геометрия, ни теория катастроф, ни другие столь любимые публикой открытия “нисколько не ставят под вопрос традиционную эпистемологию”. Но какая эпистемология имеется здесь в виду? Какая традиция? Почему под традицией авторы понимают исключительно учебно-эмпирико-позитивистскую? На эти вопросы авторы отвечают немотивируемой преданностью назаднической утопии Просвещения.
“У МЕНЯ ДВА-С”, ИЛИ КОРРЕКТНОСТЬ ПОЛИТИЧЕСКАЯ И НАУЧНАЯ
Состоялся ли розыгрыш? Несомненно, хотя деформированный (или сформированный) советским прошлым человек уже не может не чувствовать в нем привкуса элегантного доноса. Но что он показал и доказал? Ну, например, что не так просто написать бессмыслицу. Несмотря на уверения авторов, нелепостями (я не говорю об ошибках в физике и математике, которых, надеюсь, в ней полно) статья Сокала не только не нашпигована, но их там даже и трудно найти. Гордость пародиста, фраза, ставшая за год цитирования знаменитой - “Эвклидово “п” и ньютоново “g”, считавшиеся некогда постоянными и универсальными, теперь воспринимаются в их неизбежной историчности”, мне кажется от силы банальной, но никак не бессмысленной. Она вполне может считаться ложной с точки зрения автора, но даже автор не может заставить считать ее бессмысленной, т. е. не может распоряжаться ее смыслом. Естественно, что лакановское сравнение нехватки фаллоса с мнимым числом (корнем из -1) вызвало у авторов стыдливый смех нашаливших школьников.
И если, скажем, Бодрийяр для Сокала лишен смысла, то что удивительного в том, что подражание Бодрийяру тоже для него лишено смысла? Остается выяснить, абсурден ли Бодрийяр там, где он “ссылается на данные современной науки”. Надо ли изучать Лобачевского и Минковского, чтобы написать, что “современная война происходит в неэвклидовом пространстве”? Неужели эту прозрачную фразу не в силах понять левый мыслящий американец, бывший телесвидетелем телевойны в Персидском заливе? Come on, старина Ален, встряхнись, фантазия нужна не только в физике.
То же и в книге: разочаровывающе мало ошибок и до обидного мало абсурда. Физики читают забредших не в свою степь философов! Вот смеху-то будет! Результат оказался скудным и скучным. По большей части дело оборачивается действительно смешным крохоборством. Действительно тяжелое впечатление оставляет полемика с феминисткой Люс Иригарай: схизма национальная, факультетская и половая (англо-саксонская формальная логика против французского “женского письма”), перемноженные друг на друга, дают непонимание слишком фатальное и симптоматичное, чтобы очертить его в двух словах.
Отчет о погрешностях Кристевой в математических экскурсах авторы перемежают заявлениями, что эти экскурсы ничего не добавляют к анализу поэтического языка, а служат исключительно запугиванию читателя эрудицией. Позвольте, но это же просто ваше мнение, господа физики. Не говоря уже о том, что цитируется книга, вышедшая 28 лет назад еще в другую, структуралистскую, эпоху с иными взаимоотношениями между неточными науками и точными методами. Но, кажется, с историчностью лучше к авторам не приставать.
Есть жест, есть эффект жеста. По ходу “дела Сокала” Сокал принялся смягчать и уточнять свой жест. Его не так поняли. Точнее, не все его так поняли. То есть те, кто с ним не согласен, его не так поняли. Потому что никакой здравый человек не согласен с ним быть не может. Та же наивность и в книге: интерпретация любого открытия не должна выходить за пределы научной дисциплины. Иначе - “необоснованная экстраполяция”. В самом деле, теорему Геделя, конечно, поэксплуатировали и поэкстраполировали в хвост и в гриву. Но как скучен был бы мир, в котором ее значение осталось бы достоянием только математиков!
ЧТО НОВОГО ВНЕС СОКАЛ В СОКАЛИЗМ?
Собственно, война началась задолго до статьи в “Social Text”. На идею розыгрыша Сокала натолкнула книга Гросса и Левитта “Высшее суеверие: университетские левые и их тяжба с наукой”, вышедшая в 1994 году. Уже в ее предпосылках (как правило, неявных) содержатся все элементы “Интеллектуального самозванства”. Уже в ней люди делятся на тех, кто за науку (истину), и тех, кто против науки (истины). Наука предстает гомогенной, чистой, объективной, несущей освобождение человеку и человечеству. Рисуется или подразумевается чрезвычайно романтичный образ науки - беззаветный поиск, оставляющий за скобками финансирование, организацию научного сообщества, применение и внедрение, иерархию, способы давления и прочую прозу. Всякое исследование этой прозы, как и всякая критика науки, воспринимаются как знак враждебности к ней. Вечным и безупречным идеалом методологии научного познания назначается позитивизм.
Новым элементом может показаться обвинение постмодернизма, лишь намеченное у Гросса и Левитта. Но у него есть свои предтечи. В книге французского литературоведа Рэймона Пикара “Новая критика и новое самозванство” (!) произведения Барта и всей “новой критики” оцениваются как пустые в интеллектуальном отношении, софистичные в словесном и опасные в моральном. Успехом своим они обязаны исключительно снобизму. Они преступают “азбучные законы научной или даже просто членораздельной мысли”. Они пренебрегают “ясностью” в пользу “жаргона”, отказываясь “сохранять за словами их собственное значение”. “Отчего не сказать то же самое, только много проще?” - тщетно задавал в 1965 году Пикар свой главный вопрос “новым критикам”. И читатели в многочисленных письмах осыпали Пикара благодарностями за очищение от скверны.
Русскому читателю неизбежно приходят на ум другие ностальгические параллели, пересекающиеся (чего не бывает у постмодерниста?) с линией Сокала. Разве не той же заботой о “заблудших левых” лет 20 назад болели головы в идеологических органах партии? Нет, по-видимому, к сокализму как очарованности простыми решениями, как философии трезвости, точности, умеренности и аккуратности лично Ален Сокал добавил мало чего нового.
“ПОЧЕМУ Я ПОСТМОДЕРНИСТ”, ИЛИ ЧОМУ Я НЕ СОКАЛ
Через 30 лет после Пикара почта Сокала и его e-mail переполнены благодарностями избавителю нации от заморской заразы. Убедительны ли Сокал и Брикмон? Да, и для многих. Есть люди, которых успокаивает, что даже сам профессор физики Нью-Йоркского университета ничего не понимает в Делезе. Есть здравые люди, которых имеет в виду Сокал, формулируя свое эпистемологическое кредо: “Существует реальный мир; его свойства не суть просто социальные конструкции, факты и свидетельства имеют отношение к реальности. Какой здравый человек подумает иначе?” Эта апелляция к здравомыслию характерна.
Почти религиозная приверженность наших авторов Просвещению не может не растрогать. Вряд ли можно заподозрить, что начавшаяся не менее полутора веков тому назад всесторонняя критика просветительских идей могла ускользнуть от столь начитанных ученых. Заслуживает восхищения то, как мало следов оставило у авторов столь обильное чтение. Постмодернистов они, конечно, не читали, а искали у них ошибки. Но как после штудирования стольких “серьезных” эпистемологов можно было остаться такими невинными эмпириками?
Дорожа своей левизной и опасаясь обвинений в обскурантизме, обеспечивают себе место на трибуне политкорректности, признавая права “женщин, голубых и нацменьшинств” (и соответствующих Studies), заботясь о нравственном здоровье молодежи и третьего мира. За малыми мира сего великодушно признаны все права, ну разве что кроме права на философию.
Впрочем в философии авторы смиренно признают свою некомпетентность, как гуманитарии-“постмодернисты” признают свое невежество в точных науках. Что ж, равновесие и уважение границ? Гармония? Мир? Да нет, война. А справедливость войны требует ответить взаимностью на репрессии против гуманитариев, якобы полезших не в свое дело. К тому же, как ни верти, Сокал и Брикмон написали что-то вроде философской книжки. Но выдержит ли она философское прочтение? Едва ли. Упреки отскакивают и бьют как минимум с той же силой: вооружившись из архаичного “арсенала Просвещения”, авторы широко пользуются понятиями, о контексте и смысловом шлейфе которых лишь смутно догадываются.
И уж, конечно, под постмодерном авторы понимают террористическую сеть с центром на бульваре Распай, а не эпоху, от проблем и неразрешимостей которой бесполезно прятаться за стену из вечнозеленых трюизмов. Эта эпоха остро и постоянно нуждается в умной критике, а не в нападках самодовольного простодушного кича.
Кто же с кем воюет в этих научных войнах, где левые неэвклидово атакуют справа? Американцы с французами? Физики с лириками? Строгость с путаницей? Знание с мыслью? Но и наука мыслит, и гуманитаристика знает. Почему бы им, наконец, не совпасть? Пока - нет ответа. И почему, черт возьми, не отягощенное знанием мышление часто интереснее, чем не утруждающее себя мыслью знание?
Приложение
Интеллектуальные уловки. Критика современной философии постмодерна
Did the Sokal affair “destroy postmodernism”?